Хазрат Бабаджан
Автор: Константин Кравчук
(глава из книги)
Хазрат Бабаджан (?1800–1931)
«Я Тот, кто создал все! Я источник всего творения». Услышав эти восторженные декларации, разъяренная толпа фанатичных белуджийских солдат похоронила пожилую женщину заживо. Через десять с лишним лет некоторым из этих солдат довелось оказаться в Пуне. Каково же было их изумление, когда в Хазрат Бабаджан, дававшей благословение группе почитателей, они узнали ту же старушку! Осознав свою ужасную ошибку, солдаты подошли к Бабаджан и попросили у нее прощения, в почтении припав головами к ее стопам.
Природа Бабаджан была царственной. Ее злило, если кто-то называл ее «мать». Она яростно сопротивлялась: «Не называй меня „мать“, дурак. Я не женщина, я мужчина!»
После достижения высочайшего для человека духовного состояния – состояния кутба [27], или совершенного, пракрити [28] стала ей подвластной. Таким образом, эта женщина, известная как Хазрат Бабаджан, стала Совершенным Мужчиной.
При рождении Хазрат Бабаджан нарекли Гулрух. Девочка родилась в знатной мусульманской семье в Белуджистане в северной Индии между 1790 и 1800 годами. Гулрух означает «как роза» или «со щеками как розы». Она была прекрасна не только внешне – ее дух был также подобен розе, аромат и красота которой никогда не исчезают. Эта утонченная красота сохранялась у нее на протяжении всей жизни, и где бы она ни оказывалась, уже став Бабаджан, людей неизменно тянуло к ней словно магнитом.
Гулрух воспитывали как богатую благородную принцессу, не жалея никаких денег на образование и привитие навыков, соответствующих ее высокому положению. Девочка была яркой и умной. Еще в детстве она выучила наизусть весь Коран, став известной в юном возрасте как Хафиз-и-Коран. Она также бегло говорила на нескольких языках, включая арабский, персидский, пушту, урду и даже английский.
Имея с детства тягу к духовной жизни, Гулрух проводила большую часть времени в одиночестве, повторяя выученные из Корана молитвы или сидя в молчаливой медитации. Друзей, пришедших к ней домой в надежде весело провести время, ждало разочарование: их компании девочка предпочитала уединение.
С годами склонность Гулрух к духовным занятиям становилась все более и более явной, и все больше времени она проводила наедине с собой. Ее физическая красота также стала очевидной. Смотреть на нее было настолько приятно, что люди не раз говорили о том, как повезет ее будущему мужу. Когда Гулрух достигла брачного возраста, родители подняли вопрос о замужестве, но неожиданно получили серьезный отпор: девушка не собиралась выходить замуж. Оставаться одинокой для патанской принцессы, да еще такой красавицы, было делом немыслимым. Тогда родители попытались заставить ее вступить в брак. Они не знали, что она уже сделала свой выбор. Ее Возлюбленным был сам Бог. Девушка была влюблена в Того, кто похитил ее сердце много-много лет назад. Ни один принц, ни один красавец не мог занять Его место. Сердце Гулрух было опьянено божественным экстазом, и в слезах она молила лишь об одном – стать единой со своим Возлюбленным.
Побег из Белуджистана
Шли месяцы, ее родители становились все более настойчивыми и уже строили планы по поводу того, как выдадут свою дочь замуж за выбранного ими принца в назначенный день. До сведения Гулрух было доведено, что выбора у нее нет, поскольку все приготовления к свадьбе уже закончены. И хотя Гулрух любила своих родителей, согласиться с их решением она не могла. Ее страстное желание найти своего истинного Возлюбленного было настолько нестерпимым, что, несмотря ни на какие препятствия, она убежала из дома, чтобы уже никогда более не быть найденной своими родителями.
Гулрух отправилась на северо-восток: сначала в Пешавар, а затем в Равалпинди. Для молодой восемнадцатилетней девушки убежать из дома и путешествовать в одиночку по горным районам Индии было чем-то неслыханным. Но Возлюбленный наблюдал за ней, и потому на неровных горных дорогах она не оказалась ни узнанной кем-либо, ни пойманной. Во время путешествия девушка носила традиционную для мусульманских женщин чадру, но как долго мог ее Возлюбленный позволять чадре закрывать ее? Возлюбленный начал необходимые приготовления для того, чтобы снять чадру двойственности и трансформировать Гулрух в Вечного Единого.
Сердце Гулрух горело огнем божественной любви, страдающим от нестерпимой боли разделенности с Богом. Ее состояние жгучей тоски по Возлюбленному было настолько всеохватным, что сделало ее нечувствительной к голоду, жажде и нехватке сна. Юная принцесса стала бездомной в этом мире. Днями и ночами она бродила по улицам Равалпинди, сходя с ума в поисках своего Возлюбленного. Кто знает, сколько жизней, прожитых в суровом аскетизме и покаянии, взращивался в ней этот духовный огонь? Говорят, в прошлом воплощении она была знаменитой Рабией Ал-Адавийи из Басры в Ираке – женщиной-святой, не имевшей себе равных по красоте и милости. Гулрух было предназначено обрести нечто более великое, чем святость. Людям, встречавшим ее на улицах и переулках, казалось, что они видят сумасшедшую бродяжку, но ей было все равно. Ее единственным желанием было узреть лик Возлюбленного, крича Ему в своем сердце: «Приди встреть меня, Любимый! Приди скорее, или я умру!»
Кутб Маула Шах
Прошли годы, но тоска Гулрух по божественному не становилась меньше. Безрассудство превратилось в опьяненность, сделавшую поток ее слез еще более обильным. В этот период, когда сердце Гулрух почти надорвалось от слез, она встретила индусского садгуру, чье имя осталось за завесой времени и чьей судьбой было направлять молодую женщину в духовной практике самым совершенным образом. Под руководством этого учителя она в течение полутора лет жила на горе в дикой местности (ныне это район Пакистана), придерживаясь суровой аскезы.
После этого она покинула регион и отправилась пешком в Индию, в Пенджаб. После почти двадцати лет аскезы ничто уже не напоминало прежнюю принцессу, кроме щек, которые по-прежнему алели как розы. Когда Гулрух было тридцать семь лет, был момент, когда она полностью была готова растаться с жизнью. Не осталось ни малейшей ниточки, которая бы самскарой привязывала ее к этому миру, ничто больше не удерживало ее здесь на Земле.
Странствия ее продолжались долгие годы. И вот однажды в Мултане (Пакистан) она встретила мусульманского кутба, известного как Маула Шах, благодаря милости которого афганская принцесса исчезла навсегда, позволив Возлюбленному соединиться с ее душой. Гулрух пережила полную духовную смерть: она стала Богореализованной, и не осталось ничего, кроме Бога. Пелена иллюзии этого мира спала с ее глаз. Пребывающая в бесконечном блаженстве душа кричала: «Есть только Я! Нет никого, кроме Меня. Я есть Бог».
Мекка и Медина
В своем Богореализованном состоянии Гулрух, которой было уже почти сорок лет, снова отправилась из Индии в северные области, в Равалпинди, к своему первому учителю индусу. Учитель назвал ее «брахми-бхут»[29], поскольку она находилась на стадии экстатического единения и, казалось, совсем не замечала мира. Главная ее цель была достигнута, но сознание духовного наставника, который мог бы вести других к этой цели, пока не было сформировано. В ее абсолютном блаженстве существовал лишь Он один. Она не осознавала, что в тени, отбрасываемой светом Его Божественности, скрывается целый мир.
По прошествии нескольких лет с помощью своего индусского учителя Гулрух вновь обрела сознание мира, множественности и превратилась в совершенного Учителя. Наряду с божественным осознанием Безграничного Океана Реальности, она начала видеть каждую каплю как каплю, множественность в Единстве.
Она оставила Равалпинди и предприняла несколько долгих путешествий через страны Ближнего Востока – Сирию, Ливан, Ирак и т. д. Говорят, переодевшись мужчиной, она ходила в Мекку через Афганистан, Иран, Турцию и затем назад в Аравию. В Каабе в Мекке она пять раз в день совершала традиционные мусульманские молитвы, всегда сидя на одном и том же месте. А в Мекке она часто собирала пищу для бедных и лично кормила заболевших паломников. Также она проводила много времени, собирая корм для брошенного крупного рогатого скота.
Из Мекки Гулрух отправилась к могиле Пророка Мухаммада в Медину, где снова занялась тем же: читала молитвы и заботилась о паломниках. Оставив Аравию, она по суше дошла до Багдада, а из Ирака затем вернулась в Пенджаб. В Индии она поехала в сторону юга, в Насик, и оставалась некоторое время в Панчвати – в районе, который, как считают индусы, был освящен Господом Рамой. Из Насика Гулрух отправилась дальше, в Бомбей, где оставалась в течение нескольких месяцев. После того как ее духовная миссия там была закончена, она вернулась в Пенджаб и провела несколько лет, бродя по северной Индии.
Гулрух убита
Находясь в это время в состоянии великого духовного экстаза, она в присутствии группы мусульманских солдат в Равалпинди заявила о Себе как о Творце: «Я Тот, Кто создал все! Я источник всего творения». Это вопиющее заявление превратило белуджийских солдат в разъяренных фанатиков. Солдаты понятия не имели о том, что та, которая, по их мнению, совершила святотатство, действительно осознавала Себя Богом. Одни набросились на нее и удерживали силой, пока другие копали яму для того, чтобы похоронить ее заживо.
Эти служивые были весьма горды собой, поскольку считали слова бродячей сумашедшей оскорблением святого ислама. Они полагали, что, убив кафира (неверного, или еретика), совершили благое дело и обеспечили себе награду на небесах – ведь они выступили защитниками священной истины ислама! Сделав свое дело, они оставили ее могилу и ушли, упиваясь собственным злодейством. Однако оставленная умирать в безвестной могиле Гулрух не погибла. Неизвестно, как она пережила это испытание, но примерно в 1900 году она оказалась уже в Бомбее, находящемся более тысячи миль южнее, где стала жить на тротуаре улицы под названием Чуна Бхатти, неподалеку от Сиона.
Спустя годы, когда эти же солдаты увидели Бабаджан живой в Пуне, их самоуверенность и незрелые представления были полностью разрушены. Их охватило раскаяние за совершенный ими ужасный поступок, и они припали к ее ногам, моля о прощении. Некоторые из этих солдат стали ее последователями и служили ей телохранителями. Слава о Гулрух распространялась все больше и больше, многие верующие мусульмане принимали ее как кутба, стали добавлять к ее имени «хазрат», что означает «ваше высочество», и почитали как человека, ставшего единым с Богом – Бабаджан.
Путешествие в Аравию
Бабаджан снова была замечена в Бомбее примерно в 1901 году. Особенно часто ее видели в районе под названием Пидхони. Иногда она встречалась со святыми Мауляна Сахибом из Бандры и Абдулом Рехманом из Донгри. Было восхитительно видеть, какой счастливой становилась она в компании тех, кого она ласково называла своими детьми. Эти двое святых стали частью ее круга учеников, а позже она даровала Богореализацию им обоим. Абдул Рехман стал кутбом благодаря ее милости.
В апреле 1903 года Хазрат Бабаджан отправилась из Бомбея на корабле S.S Hyderi в свое второе паломничество в Мекку. На борту судна она открыто общалась с другими пассажирами, декламировала двустишия персидских поэтов Хафиза и Руми и простыми словами рассказывала о глубоких тайнах Абсолюта. Старая женщина, уже давно перешагнувшая столетний рубеж, завладела вниманием всех, включая экипаж, с которым она говорила на безупречном английском.
Во время этого вояжа произошел необычный случай. Начался ливень, и поднялась страшная буря. Все были в ужасе, и люди в страхе, что корабль вскоре пойдет ко дну, запаниковали. На палубе появилась Бабаджан. Не обращая внимания на опасность, неожиданно громким голосом она прокричала одному из пассажиров по имени Нума Панхавала: «Оберни платок вокруг шеи так, чтобы получилась сумка, и подойди к каждому из пассажиров, включая детей и европейцев.
Собери с каждого по одной пайсе. Пусть они молятся Богу: „Господи, убереги наш корабль от этого шторма. Прибыв в Медину, мы накормим бедных во имя Твоего возлюбленного Пророка“». Нума тут же собрал со всех присутствующих по одной пайсе. И все начали с жаром повторять то, что велела Бабаджан. Постепенно шторм утих, и они чудесным образом избегли, казалось бы, неминуемой погибели.
По прибытии в Мекку слух о чудесном спасении распространился, и собралось огромное количество людей, желавших получить личное благословение Бабаджан. В Каабе Бабаджан играла роль обычного паломника, пять раз в день читала молитвы в храме, а спустя несколько дней отправилась на север – в Медину. Там она во имя Мухаммада, Пророка всемилостивого Бога, раздала зерно беднякам.
Аджмер и Пуна
Где-то в 1904 году Бабаджан вернулась в Бомбей и вскоре направилась дальше на север Индии, в Аджмер, чтобы поклониться могиле суфийского кутба и-Иршада Муинуддина Чишти, ставшего родоначальником ислама в Индии. Из Аджмера она вернулась в Бомбей, а через небольшой промежуток времени отправилась на восток – в Пуну.
Поначалу в Пуне у Бабаджан не было никакого определенного места жительства. Она бродила среди военных бараков или скиталась по городу, была частой гостьей самых грязных трущоб. И хотя одежда ее была изорванной и грязной, ее сияющее лицо и зрелая красота привлекали к ней множество людей. Когда-то она была принцессой, а сейчас ее истинное величие стало безоговорочным – оно стало величием царицы.
Некоторое время спустя Бабаджан уже невозможно было застать в одиночестве – она постоянно была окружена толпой людей. У нее практически не было физических потребностей, ела она редко, однако очень любила чай. Когда ее последователи приносили ей одну чашку чая за другой, она тут же возвращала их в качестве прасада. Если кому-либо случалось принести цветы, она ругала человека за напрасную трату денег и говорила: «Почему ты не потратил свои деньги с умом? Можно было купить что-нибудь вроде конфет или чая, чтобы всем можно было этим пользоваться. Какой прок от этих цветов?»
Если взгляд Бабаджан случайно останавливался на проходившем мимо человеке, тот замирал на месте, уставившись в ее завораживающее лицо. Владельцы ресторанов и поставщики фруктов с удовольствием приглашали ее зайти к себе и предлагали все, что ей нравится. Если вдруг Бабаджан соглашалась, они считали, что им очень повезло – на них снизошла Божественная милость.
Когда Бабаджан ходила в район военных частей в Пуне, она часто посещала дом мусульманского часовщика по имени Шейх Имам. Мать Шейха, глядя на ее поношенное тряпье, предлагала ей искупаться и одеть новую одежду, но Бабаджан всегда отказывалась. Однажды, однако, она согласилась, и мать Шейха с большим трудом, терпением и нежностью вымыла ее старое тело и одела его в чистую новую одежду и белье, специально для него сшитое. Это была последняя ванна, принятая Бабаджан в своей жизни, но, несмотря на это, тело ее всегда оставалось благоуханным. Не имея постоянного места жительства, Бабаджан ночью спала где-нибудь на улице. Одно время она оставалась рядом с мусульманским храмом Вакадия Багх, а затем пошла сидеть к другому храму, Панч Пир в Дигхи. Возле этого храма было множество колоний муравьев. Эти муравьи в огромном количестве ползали по Бабаджан, кусая ее и оставляя большие рубцы на теле; она же при этом оставалась невозмутимой, словно ничего не происходило.
Чар Бавди
Однажды человек по имени Касам В. Рафай пришел в Дигхи. От вида покрытой муравьями Бабаджан из глаз его потекли слезы. С разрешения старой женщины Касам попытался снять муравьев, но у него ничего не вышло. Каким-то образом ему удалось уговорить Бабаджан пойти с ним к нему домой, где он с большим трудом, одного за другим, удалил с нее сотни крошечных насекомых. Во время этой болезненной процедуры Бабаджан не выказала ни малейшего признака дискомфорта.
После того как Бабаджан сменила в Пуне несколько мест, она поселилась под деревом ним, рядом с Бухари Шахской мечетью в Раста Петхе. Вокруг Бабаджан начали собираться еще бо?льшие толпы, и пространство рядом с ней становилось все более ограниченным. Ее преданные последователи просили ее изменить место, но она строго отвечала: «Здесь есть один демон, и пока я от него не избавлюсь, не сдвинусь ни на дюйм».
Напротив выбранного ей места находилось большое дерево баньян, и когда муниципалитет срубил дерево, чтобы расширить дорогу, Бабаджан неожиданно решила покинуть свое прибежище. В течение двух недель ее можно было заметить неподалеку от заброшенной гробницы в районе Сваргейт, откуда она направилась в район под названием Чар Бавди (что значит «четыре колодца») по дороге Малколм Танк, где облюбовала себе новое дерево ним. На этом месте она оставалась много лет – до тех самых пор, пока тело не оставило свою земную оболочку.
Когда Бабаджан впервые приехала в Чар Бавди, там была только грязная дорога и несметное количество москитов, которые, случалось в то время, были переносчиками чумы. В течение дня в Чар Бавди было тихо и пустынно, а ночью дорога оживала: это место было облюбованно ворами и самыми опасными городскими преступниками. Бабаджан продолжала сидеть под нимом как скала абсолютной Божественности в клубившейся вокруг нее пыли прискорбного невежества. Несколько месяцев она прожила безо всякой защиты, открытая всем ветрам и стихиям. И лишь позже неохотно позволила почитателям построить над ней навес из дерюжных мешков. Так она и оставалась под ним в любую погоду, позволяя пришедшим к ней насладиться вином ее постоянного Присутствия.
Окружение дерева ним
Несколько лет спустя в данной местности произошла удивительная перемена. Были построены большие современные здания, появились чайные магазины и рестораны, в дома провели электричество. Благодаря постоянному сидению Бабаджан под деревом ним, «Четыре Колодца» стали привлекательной областью, в которой хотелось жить и растить детей.
Никто не может остаться в тени, приближаясь к источнику света. Даже находясь за завесой, смотрящий чувствует эффект, производимый светом: пламя света сжигает саму завесу. Таким же был свет Бабаджан – в ней и вокруг нее. «Жилище» Бабаджан и окружавшие ее люди были ее королевским двором. Ей пели песни кавали (песни поклонения Персии и Урду), огромное множество людей приходили и кланялись ей как царице, воздух был напоен сладким запахом благовоний и ароматом цветов.
Однажды в 1919 году Бабаджан предупредила собравшуюся около нее большую группу людей: «Все должны немедленно отправиться домой. Уходите!» Люди подчинились ее требованиям, но никто не понимал, почему она так настойчиво их прогоняла. Вскоре по Пуне неожиданно пронесся страшный ураган с сильнейшим дождем, ставший причиной многих разрушений в городе. Преданные Бабаджан умоляли ее укрыться в их домах, но она отказывалась покинуть свое место под деревом и отсылала их прочь. Заботясь о безопасности других, сама она стоически переносила яростную стихию.
Постепенно слава о Бабаджан распространялась все больше и больше. Мусульмане, индуисты, зороастрийцы из различных мест приезжали к ней за даршаном. Чар Бавди стал святым паломническим местом, где вино опьяненности Богом проливалось на искренне ищущих. После встречи с этой старой женщиной сердце человека переполнялось умиротворением и благодарностью. Число почитателей увеличивалось день ото дня, тысячи людей по всей Индии почитали Бабаджан и прославляли ее.
Военным властям Британии не нравилось, что дорога рядом с Бабаджан была постоянно заблокирована непрекращающимся движением по ней большого количества людей. Тем не менее власти ничего не могли поделать, поскольку понимали, что, если убрать Бабаджан с ее места насильно, поднимется бунт, подавить который будет очень непросто. Стало очевидно, что нужно построить для нее крепкое постоянное жилище. Британские военные выделили для этого средства, но когда постройка была закончена, Бабаджан отказалась вселяться в нее, поскольку та находилась в нескольких футах от ее дерева. Городским властям пришлось за свой счет расширить постройку так, чтобы она включала и то место, где сидела Бабаджан. Она снова отказалась. Когда почитатели стали умолять ее принять приглашение, она, наконец, согласилась с ворчанием и сетованием на то, что это было не совсем правильно.
Царь-дервиш
Природа Бабаджан была величественной. Она была царем, одетым в лохмотья дервиша. Несмотря на то, что ей было где-то между 120 и 130 годами, ее морщинистое лицо по-прежнему напоминало цветущую розу, а каре-голубые глаза приковывали к себе взгляд. Говорят, иных ее взгляд сводил с ума – они начинали терять голову в любви к Всевышнему! Возраст несколько иссушил и согнул ее тело, но походка ее оставалась походкой человека, опьяненного Богом. У нее была все еще белая кожа, глубокие, словно вырезанные, морщинки, корона мягких волос, белоснежными кудрями опадавших на плечи. Голос ее был необычно нежным и ласкал слух. Она никогда ничего не просила, хотя жила как нищая: из личного имущества у нее было только то, что было на ней. В жизни на улице она сроднилась с пылью дорог, и никто и не подозревал, что рождена она была принцессой и по собственной инициативе отказалась от положенного ей наследства. Вместо него она обрела бесценное богатство не от сего мира. Всем своим божественным наследством – упоенностью высшими состояниями, совершенным постижением – она делилась с миром.
Зимой и летом Бабаджан носила свободные белые хлопчатобумажные брюки и длинную белую рубаху. На ее плечах всегда лежала шаль – кроме этих незамысловатых предметов ее облачения, другой защиты от непогоды у нее не было. Она всегда ходила с непокрытой головой, волосы никогда не мыла, не смазывала маслом и не расчесывала. Когда она слушала песнопения во славу Всевышнего, ее тело обычно раскачивалось в такт мелодии. Физическое состояние Бабаджан менялось очень быстро. В один день у нее могла быть высокая температура, а на следующий – безо всяких лекарств она была здоровой.
Каждого приходящего к ней человека, будь то старый или молодой, мужчина или женщина, она называла «дитя» или «отец». Если кто-либо звал ее «Маи» (Мать), она корчила гримасу и строго выговаривала: «Я мужчина, а не женщина». Это странное ее заявление подтверждало слова пророка Мухаммада, говорившего: «Женщина любит мир, евнух любит рай, а мужчина любит Бога». Поэтому люди с любовью называли ее «Амма Сахиб», что означает одновременно «мать» и «господин».
«Амма Сахиб»
Бабаджан была известна своими чудесами. Она была целителем в своей особенной манере. Если к ней подходил за исцелением какой-нибудь больной человек, она обычно говорила: «Это дитя страдает от пилюль». Под пилюлями она имела в виду, что человек страдает от самскары совершенных им действий. Бабаджан обычно бралась за больную область человека и неким таинственным образом звала его душу. Затем она встряхивала больное место дважды или трижды и велела причине – самскарам – уйти. Этот метод неизменно избавлял больного от его проблемы. Однажды к Бабаджан привели ребенка, полностью потерявшего зрение. Она взяла ребенка на руки, пробормотала какие-то заклинания и затем резко выдохнула на глаза ребенка. В тот же момент зрение восстановилось, и мальчик вскочил с ее колен с радостными криками: «Я вижу! Я вижу!»
Бабаджан жила, как нищий, бездомный дервиш, на улице, но люди, желавшие выказать ей свое почтение, дарили ей дорогую одежду и ювелирные изделия. Бабаджан была равнодушна к материальным подношениям, чего нельзя сказать о ворах. Они крали ее подарки, а некоторые даже умудрялись делать это под ее наблюдением. Бабаджан никогда не пыталась их остановить.
Совершенные пути Учителя
Как-то раз почитатель из Бомбея принес Бабаджан два дорогих золотых браслета и, поклонившись, одел их ей на запястье. Мужчина сказал ей, что благодаря ее благословению, полученному в прошлый раз, исполнилось несколько его мирских желаний, и вот в знак благодарности он принес ей этот подарок. Мужчина понятия не имел о том, что Бабаджан равнодушна к подобным вещицам. Вскоре после этого, ночью, вор подкрался к Бабаджан со спины и сорвал браслеты с рук так грубо, что на запястьях остались кровавые следы. Грабитель попытался быстро скрыться, но свидетели происшествия, находившиеся неподалеку, стали звать на помощь. На их крики пришел полицейский и начал выяснять, из – за чего поднялся шум. Но что сделала Бабаджан? Старая женщина заставила толпу застыть в изумлении, когда она подняла свою палку и воскликнула: «Арестуйте этих крикливых людей. Это они мне мешают. Заберите их!»
Бабаджан редко можно было видеть за едой. Был назначен специальный человек, в чьи обязанности входило служить ей и заботиться о ее личных нуждах. Он был с хорошим чувством юмора и каждый раз, когда предлагал Бабаджан поесть, в шутку говорил: «Амма Сахиб, заплатка готова». Речь шла о постоянных протестах Бабаджан, которая считала, что есть – это все равно, что ставить заплатку на разорвавшуюся одежду, то есть латать старую ткань тела.
Бабаджан обычно постоянно бормотала кажущиеся бессвязными фразы, например: «Паразиты без конца беспокоят меня. Я счищаю их, но они собираются снова». Затем она начинала активно чистить себя, словно удаляя пыль или паутину.
У таких совершенных Учителей, как Бабаджан, есть свой собственный внутренний способ исполнения своей миссии. Например, однажды вечером в городе Талегаон, расположенном в двадцати милях от Пуны, в местном театре давали представление. Народу было очень много, театр был полон под завязку. Все места были распроданы, и дирекция театра заперла двери, чтобы ограничить доступ в зал. Во время представления возник пожар, и, поскольку двери были заперты, люди запаниковали. В это же время в Пуне что-то странное творилось с Бабаджан. Она в волнении начала быстро ходить взад-вперед, сердито и взволнованно восклицая: «Огонь! Огонь! Двери заперты, и люди могут сгореть. Проклятый огонь! Погасите!» Люди, находящиеся рядом с Бабаджан, не понимали, что происходит. А в это время в Талегаоне, как потом рассказывали, двери театра неожиданно распахнулись настежь, и паникующая толпа вывалилась наружу, избежав ужасной трагедии.
Пути совершенных Учителей уникальны, безграничность их духовной работы находится за пределами рационального человеческого понимания. Одним из примеров этого является следующий случай. Хотя Бабаджан терпеть не могла подарки в виде ювелирных украшений, она тем не менее носила на пальцах тугие, яркие кольца, которые никогда не снимала. Одно из колец так пережало палец, что он начал опухать, и образовалась глубокая ранка. По этой ранке туда-сюда начали ползать личинки насекомых. Когда червячки падали с ранки, она их подбирала и снова сажала на ранку со словами: «Дети мои, кушайте и чувствуйте себя как дома». Естественно, люди хотели отвести ее к врачу, но она упорно отказывалась, не соглашаясь даже на визит доктора к ней. Соответственно, развилась гангрена, палец отсох и отвалился. Рана на руке зажила, но, наблюдая происходящее, люди в ее окружении плакали, а старая женщина ругала их: «Что вы плачете? Мне нравятся страдания».
Бабаджан была щедра по отношению к больным и обездоленным. Если рядом с ней оказывался голодный человек, она отдавала ему свою еду; если зимой к ней подходил замерзший человек, она отдавала ему свою шаль. Но однажды имело место исключение в проявлении ее щедрости. Как-то ночью было особенно холодно, и к ней, жалобно дрожа, пришел сильно простуженный старик. У него был жар, он умолял Бабаджан исцелить его пристальным взглядом. Однако старая женщина пришла в ярость, сердито сорвала с его плеч накинутое одеяло, служившее единственной защитой от холода, и после этого перестала обращать на него внимание. Старик тихо сел и просидел так всю ночь рядом с Бабаджан. К утру он неожиданно почувствовал большой прилив сил и выглядел вполне здоровым. Счастливым и полностью выздоровевшим он покинул место ночлега.
Бабаджан обычно говорила на пушту или персидском языке и часто называла имена персидских поэтов Хваджи Мухаммада Шамсуддина Хафиза-и-Ширази и Амира Хусрова. Она часто их цитировала:
«Хотя ученых мужей миллионы,
А мудрецов тысячи,
Только Богу известны
Его Собственные пути!»
«Прекрасно Твое творение, Боже!
Прекрасна Твоя игра!
Ты полил маслом жасмина
Голову строптивой!»
21 сентября 1931 года, в 4:27 по полудню, Хазрат Бабаджан оставила свое тело. Слезы рекой потекли по Пуне, сумрак навис над городом, словно тучи превратились в ее шаль. Тысячи людей присоединились к похоронной процессии, провожая ее в последний путь по улицам города. Бабаджан была похоронена под тем же деревом ним, где она сидела на протяжении стольких последних лет. Могила Хазрат Бабаджан стала святыней, и каждый день здесь можно наблюдать нескончаемый поток желающих поклониться ей.
Хазрат Бабаджан сидит под деревом ним в Пуне. Говорят, она бросила в фотографа камнем и, попав по камере, разбила линзу, но фотография не пострадала
Источник: https://bookz.ru/authors/konstantin-krav4uk/jen6ini-_762/page-4-jen6ini-_762.html
Конфиденциальность гарантирована