ТРАНСЧЕЛОВЕК ПРОТИВ ЧЕЛОВЕКА (АВГУСТ’ 22)

(продолжение )

6.ТРАНСГУМАНИЗМ И РУССКИЙ КОСМИЗМ

 

По-человечески, вполне понятна попытка трансгуманистов, особенно российских, придать духовное измерение феномену современного научного иммортализма и трансгуманизма в целом через «прививку» идей русского космизма. Однако невозможно игнорировать тот непреложный факт, что русский космизм и современный трансгуманизм строятся на принципиально разных и даже откровенно антагонистичных ценностных и мировоззренческих основаниях. Ухватываясь за некоторые внешние поверхностные сходства и совпадения, нам фактически предлагают поставить знак равенства между современными «хозяевами истории», вкладывающими баснословные деньги в поиск средств для физического продления жизни «избранных» представителей транснациональной элиты, и основоположником русского космизма Н.Ф. Фёдоровым, считавшим всеобщее воскрешение и достижение бессмертия «общим делом» человечества, «ведущим к всеобщему братству и родству». Персональные взгляды отдельно взятых идеологов в данном случае не имеют решительно никакого значения («Кто девушку ужинает, тот ее и танцует!»).

Напомним, что концепция «общего дела» Фёдорова (включающая в себя преображение физической природы человека через обретение им более высокого онтологического статуса, промежуточность технологического этапа развития, достижение бессмертия, всеобщее «воскрешение отцов», освоение объединённым человечеством Большого Космоса) представляет собой уникальный синтез позитивистской науки и христианской религиозной философии.

Русские космисты, независимо от их отношения к религиозной вере, представляли собой своего рода светскую “реформацию”, тогда как у Федорова и его прямых последователей она носила буквальный характер — он говорил о созыве вселенских соборов, на которых объединёнными силами выступили бы духовенство, учёные, мыслители. Такой строй общества он называл “психократией”.

Обнажая изъяны одностороннего технического развития, Фёдоров выдвигает теорию органического прогресса, ориентированного на преображение физического естества человека, когда он самостоятельно, без помощи техники, сможет летать, видеть далеко и глубоко, обретёт способность строить свои ткани из элементарных веществ среды, как растения под воздействием солнечного света (здесь Фёдоров предвосхищает идею автотрофности В.И. Вернадского), будет создавать себе необходимые органы или изменять уже существующие в зависимости от среды обитания, пребывания, действия (т.н. «полноорганность»)[67].

Безусловно, у Фёдорова, как и у его последователей, можно найти массу идей, которые на первый взгляд задолго до трансгуманистов декларируют главные и наиболее заветные мечты и планы последних. К таковым относится, например, учение Федорова о научном «перерождении тканей», «тканетворении» — здесь мы видим предвосхищение современных поисков в области биологического конструирования, клонирования, исследования стволовых клеток и т.п. В то же время русский космизм у его ведущих представителей содержит в себе эффективные «предохранители» против трансгуманистической парадигмы с её не всегда афишируемыми стратегиями на расчеловечивание человека. К примеру, в настоящий момент есть все основания опасаться, что технологии генетического «редактирования» и всё более интенсивное вмешательство в высшую нервную деятельность человека, не говоря уже о совершенном отказе от биологического тела, могут блокировать раскрытие его пока ещё незадействованных психофизических возможностей — а это была одна из ключевых идей русских космистов.

Разительные и без всяких оговорок принципиальные расхождения между космизмом Фёдорова и современным трансгуманистическим мейнстримом наглядно видны в таблице 1.

Таблица 1. Сравнение воззрений русского космизма (Н.Ф. Фёдоров) и современного трансгуманизма

Философия Общего дела отца русского космизма Н.Ф. Фёдорова Проект трансгуманизма конца XX — начала XXI вв. в его мейнстриме
Мир, как он есть, идёт к концу. Необходим разворот цивилизации к Общему Делу, которое выведет «жертв прогресса» из ада (ад — это отвержение детьми отцов). Мир идёт по пути прогресса технологий и познания. В точке Сингулярности зародится высшая форма существ, превосходящая человека как предыдущую ступень эволюции.
Синтез современной науки и святоотеческого богословия. Опора на Евангелие. Триединый Бог как прообраз совершенного общества. Последовательное отрицание христианства, замена его атеистической, «научно-фантастической» или фэнтезийно-оккультной мифологией.
Супраморализм как высшая, максимально осознанная форма христианства. «Царствие Божие для совершеннолетних». Не масонская «религия Разума», а сближение большинства религий на основе Общего дела. Трансгуманизм избирательно наследует гностицизму, герметизму, каббале, деизму масонов и просветителей, отчасти буддизму. В его генезисе видны оккультные и алхимические практики, сочетающиеся с материализмом XVIII-XIX вв., позитивизмом и сциентизмом.
Образец регуляции мира человек имеет в своей нервной системе. (Из этого следует, что геном и высшая нервная деятельность должны быть ограждены от «улучшательства».) Вмешательство в высшую нервную деятельность необходимо, так же, как редактирование генома; в идеале нужна замена организма человека другой формой, возможно, не белково-углеродной.
Немощный по природе, человек могуч по своей работе, по труду. Мир будущего — мир, где работу выполняют роботы и автоматы, слуги постлюдей
Человек христианский (Сын Человеческий) имеет долг воскрешения всех предков, что и является стержнем регуляции природы и космоса. Сверхчеловек Ницше, отрекаясь от поколений предков как «перегноя», «гумуса», трансформируется ментально в постчеловека, в частности, через феминизм, постгендеризм, киборгизацию и т.д.
Человек как венец творения призван к регуляции природы. В его лице природа приходит в сознание, пробуждается и одухотворяется. Делаясь бессмертным и воскрешая всех предков, человечество заселяет космос. Пасха отменяет суд. Прогресс приходит к научному преодолению смерти. Происходит увековечивание текущего поколения людей путём их трансформации в постлюдей. Сверхразум управляет Вселенной.
В Общем деле человек отказывается от эгоизма, становясь органом Рода человеческого; индивидуальные корысти прежней жизни оказываются абсурдными. Человек становится элементом распределённой сети искусственного интеллекта (Сверхразума). Опыт человека вливается в глобальный Суперкомпьютер, осуществляющий социальное программирование.
Положительное, родотворное целомудрие. Претворение эротической энергии в творческую, в первую очередь на дело воскрешения предков и освоения космоса. Бессмертное и не стареющее человечество не нуждается более в размножении. Его члены свободны в выборе сексуальных, эротических форм поведения, других видов наслаждений.
Синтез распадшихся сторон цивилизации: теоретического и практического разума; городского и крестьянского образов жизни; научного и религиозного сознания. Одновременно происходит морализация и рационализация всей Вселенной человеком. Предельный уровень познания мира научным разумом, технологизация всего космоса. Исчерпание загадок и сложности мироздания, в том числе биологической формы жизни и психики человека. Превосхождение их (фактически — превосхождение «искусства» Творца мира) в конструировании новых форм существования.
Прогноз Фёдорова относительно западной цивилизации: апофеоз психологии несовершеннолетних, вечных подростков. Разотцовливание и разбратание человечества. Утверждение свободы совести как свободы на рознь, свободы мнений как свободы на ложь. Примат в царстве прогресса молодости над старостью, детей над родителями. В идеологии трансгуманизм разнообразен, использует тактику «прилипалы» к разным направлениям — однако в целом он продолжает и развивает концепты стратегии «устойчивого развития» 70–80-х гг. XX века. Опирается на крайний индивидуализм, демократические свободы и либеральные нормы организации общества, в том числе общества потребления, аксиомы «прогрессизма» с окончательным демонтажем традиционных ценностей.
Прогноз Фёдорова в случае непринятия человечеством Общего дела: исполнится апокалипсис, к которому приведёт доминирование «блудных сынов», не помнящих родства, технически развитых, изобретших искусственную пищу «городских животных», уничтоживших храмы и кладбища, отказавшихся от чадородия, но придающихся скотским оргиям и сладострастию («порнократия») и видящих главной целью бесконечное продление и безопасность своей жизни. В целом негативный прогноз Фёдорова совпадает с «позитивным» прогнозом трансгуманистов — также высокотехнологичная цивилизация, синтетические заменители еды, гедонизм, отказ от рождения детей, андрогинная форма человека. Путь к бессмертию сначала через омолаживание, остановку старения клеток, затем через трансформацию тела в киберформу с возможностью замены «запасных частей» организма; сознание переносится на новый материальный носитель («искусственный мозг»).
Антигностицизм — отсутствие эксклюзивно избранных людей. Общее дело распространяется на всех без исключения. Если бы не смерть, этот мир и так уже есть рай. Восстание против смерти как продолжения дела Христа. Мироотрицание, необходимость радикального переустройства мира, отвержение человека как тупиковой ветви развития, бунт против природы человека как она есть. Парадоксально сочетается с мечтой о бессмертии, но не для людей, а для постлюдей, отказавшихся от своего человечества.

 

Как можно видеть, у Фёдорова бессмертие неотделимо от подвига и преображения, тогда как у трансгуманистов человек увековечивает (фиксирует) себя в том нравственном состоянии, в которое он впал на исходе сексуальной, контркультурной и научно-технической революций на закате XX столетия. В этом случае имеет место как раз «отвержение детьми отцов», которое Фёдоров считает нравственным «адом», погибелью для человеческого духа: мы, дескать, представляем собой сверхчеловечество, поскольку изобрели вакцину и не умираем, а вы отсталые, и потому смертны. Трансгуманизм, в отличие от русского космизма, ударяет, согласно известной народной мудрости, «святым кулаком по окаянной шее» — чтобы расстаться как можно скорей с опостылевшими родителями, их прогнившей традицией и морально устаревшей цивилизацией.

У Фёдорова человек эпохи бессмертия становится не участником Сверхразума, не частью сетевого Искусственного интеллекта или цифровой Библиотеки, а органом реально живого, исторически существовавшего Рода, который, впрочем, как и в христианской метафизике, примет новую форму. Бессмертие неотделимо от подвига и преображения. Новый Адам в Раю, в отличие от Ветхого Адама, не наивный благоприобретатель благодати райской, а тот, кто обретает выстраданный Рай.

Фёдоров был не предтечей трансгуманизма, а пророком, предсказавшим, что человечество идёт по пути духовной деградации, что и сделает распространение трансгуманизма возможным. Об иммортализме постлюдей Фёдоров, сравнивая их с языческими богами, пишет предельно жёстко: «Сверхчеловечество безусловный порок сатанинского происхождения, когда состоит в превозношении одного или нескольких лиц над себе подобными, то есть над отцами и братьями. Оно становится наивысшим пороком, когда доходит до присвоения себе бессмертия как привилегии, то есть доходит до превозношения себя над всеми уже умершими и еще не умершими. Сверхчеловечество уже и в этом смысле (как привилегированное право на бессмертие) есть порок и нравственный, и умственный. Когда же сверхчеловек сделается бессмертным, тогда прежнее, небольшое его несходство с остальными превратится уже в громадное, бесконечное превосходство не только над всеми живущими, но и над умершими»[68]В другом месте Фёдоров отмечает, что такого рода сверхчеловеки будут признавать существование лишь самих себя, и «конечно, не будут давать, или отдавать, жизнь детям, и сим последним не придётся жаловаться, что им дали жизнь, не испросив их на то разрешения»[69].

В работе «Супраморализм», написанной в 1902 году и ставшей его философским завещанием, Фёдоров категорически отвергает будущую идею трансгуманистов о преодолении человека эволюцией: в том чтобы возлагать на слепую силу природы упование в создании ею более совершенных существ, пишет он, — «полная измена разуму, который останется ненужным придатком, если не через разум будет достигаться дальнейшее совершенствование»И далее: «Не природа бог и не в природе (слепой и падшей) Бог, а с нами Бог. Разумная сила должна управлять слепою, а не наоборот»[70].

Фёдоров верил в возможность исторического перелома и антропологического преображения человека, в его неограниченные возможности, сравнимые с чудотворением святых и подвижников. Что же касается технологического прогресса, его значение Фёдоров признавал как временное и переходное — в будущем, достигнув качественно высшего состояния, всю изощрённость технологий человек должен будет нести в себе, так сказать, органически. «Не только отправления (функции) всех органов, но и морфология органов должна быть произведением знания и дела, труда. Нужно, чтобы микроскопы, микрофоны, спектроскопы и т.д. были естественной, но сознательной принадлежностью каждого человека, т.е. чтобы каждый обладал способностью воспроизводить себя из самых элементарных веществ и обладал бы, следовательно, возможностью быть — конечно, последовательно, а не одновременно, — везде»[71].

Первое знакомство с Фёдоровым оказывает на многих читателей ошеломляющее воздействие — иногда это испуг, который так и не удаётся преодолеть, иногда чувство «странности», мировоззренческого «сдвига», порождающее подозрения в неадекватности мыслителя. Однако при объективном углублении в «Философию общего дела» в этом учении обнаруживается бездна предметных, органически связанных между собой смыслов, имеющих и духовное, и философское, и жизненно-практическое значение. Выдающие люди эпохи (среди которых Толстой и Достоевский) попадали под неотразимое, мощное обаяние его идей. Владимир Соловьев писал Фёдорову, что признает его своим духовным учителем, и что его «“проект” есть первое движение вперёд человеческого духа по пути Христову». Н.О. Лосский, размышляя о Фёдорове, писал: «это был, несомненно, праведник и неканонизированный святой»[72].

Научно-позитивистский пафос Фёдорова, бывшего человеком богатейшей и разносторонней образованности, соединялся у него с церковным православием. Об этом свидетельствовали и современники[73]. Отношение Фёдорова к христианству сам он определял как настойчивое возвращение к коренной мысли Христа: «Род человеческий не достиг ещё совершеннолетия и даже совсем ещё не сознал тот путь, не сознал того дела, чрез которое только и может воспринять искупление, совершенное нашим Спасителем; а такое сознание есть необходимое условие достижения совершеннолетия»[74].

Фёдоров настаивает на онтологической связности человека с Богом — бытие Бога могут отрицать, «только, возможно, лишь делая зло, делая же добро в совокупности, мы утверждаем Его бытие» — и в этой мысли мы вновь видим радикальное расхождение с идеей трансгуманистов о преодолении человека эволюцией, о его «отмене». Посягая на человека, они метят в Бога, хотят окончательно похоронить идею Бога. Миссия же человеков, по Фёдорову, «сынов человеческих», есть «превращение самих себя в орудия дела Божия» и обращение всех небесних миров «в Царство Божие, в рай»[75]. На фоне этого учения Фёдорова становится ясно, что трансгуманизм не только не приближает перспективу бессмертия, но стремился бы, если бы смог, лишить настоящей жизни и то, что живо сейчас.

Фёдоров не только вдохновлял и поражал современников (при том что при жизни он почти не публиковался) — он породил несколько поколений последователей, в среде которых задумывался и прорастал и грандиозный советский космический проект.

Возьмём, к примеру, выдающегося учёного, основателя гелиобиологии и космобиологии А.Л. Чижевского, настаивавшего на незамкнутости органического мира и его развития по отношению к космосу. В сравнении с его космизмом трансгуманизм представляет собой некий технократический «машинный изолят», который насильственно овладевает как живой, так и мёртвой природой. Чижевский же писал: «Медленными, но верными шагами наука подходит к разоблачению основных источников жизни, скрывающихся в отдалённейших недрах Вселенной. И перед нашими изумлёнными взорами развёртывается картина великолепного здания мира, отдельные части которого связаны друг с другом крепчайшими узами родства, о котором смутно грезили великие философы древности»[76]. Эту же мысль Чижевский, писавший стихи, сумел выразить в одной яркой строке: «Кровь общая течёт по жилам всей Вселенной». И для него, как первопроходца в исследовании солнечной активности, это были не просто звонкие поэтические слова.

Русские космисты дали богатейшую палитру идей, и почти всегда мы видим абсолютно не-западный по стилю, не-трансгуманистический по содержанию и нравственному пафосу вектор. Русский космизм пронизан энергиями совести, а не ледяного рассудочного расчёта — и это неустранимая в нём черта. Так, один из ранних русских космистов С.А. Подолинский, развивавший идею человеческого труда как негэнтропии, дал версию космизма как мировоззрения, противоположного мальтузианству. Крупнейший русский мыслитель отец Павел Флоренский в своих работах об органопроекции даёт набросок перехода от технического прогресса к прогрессу органическому, подчёркивая, что в деизме и в материализме XVIII века было всё слишком механистично, а потому «перевёрнуто» с ног на голову.

В.Н. Муравьёв, развивавший многие идеи Фёдорова, говорил о творчестве живой протоплазмы и создании «анастатики — искусства воскрешать утраченную жизнь». В 1926 году два последователя Фёдорова — блестящий богослов А.К. Горский и философ Н.А. Сетницкий — выпустили работу «Смертобожничество», в которой показали, что сакрализация смерти, обосновывающая пассивную позицию по отношению к конечности человеческого существа, представляет собой еретическое заблуждение, отравляющее собой христианскую мысль.

Позднее, уже в 60-е гг. академик Купревич, крупнейший советский биолог, развивая идеи русского космизма, исследуя пути продления срока человеческой жизни, выдвинет тезис: «Смерть стала историческим анахронизмом — как фактор, способствующий улучшению природы человека, она не нужна. С точки зрения общества, она вредна. Исходя из задач, стоящих перед человечеством, просто нелепа»[77]. А философ А.К. Манеев в работах 70-80-х гг. выдвинул концепцию биопсиполя, подводящую научную базу под идею воскрешения предков — он называл вполне вероятным сохранение после смерти тончайших неразрушаемых временем полевых структур, которые представляют собой «информационно-голограммную основу принципиальной возможности даже посмертного восстановления, но существенно преобразованного организма для потенциально бесконечного существования»[78]. Эти представления оказались чрезвычайно близки догадкам Н.Ф. Фёдорова, а одновременно и православному учению о восстановлении умерших для вечной жизни в их прижизненных образах и телах — подчеркнём: они категорически не совпадают с теми версиями бессмертия, которые исповедует современный западный иммортализм, учение, не предполагающее воскрешать ушедшую жизнь, а только переносить уже имеющуюся жизнь на вечные или легко заменяемые и возобновляемые «носители».

Гениальный русский учёный, ещё один столп русского космизма В.И. Вернадский далеко развил и продвинул идею Фёдорова о переработке, одухотворении природы разумом — создав на этой основе учение о начинающейся ноосферной эпохе. Многие трансгуманисты видят в учениях Вернадского о биосфере и ноосфере важный источник своих взглядов. Однако Вернадский не верил и в гипотезу ряда эволюционистов о самозарождении жизни, придерживаясь принципа Реди «Живое от живого». Вернадский также настаивал на том, что эволюция характерна только для живого вещества, а в мёртвом веществе эволюции нет — и это его убеждение подрывает важный трансгуманистический тезис о превосходстве искусственной «жизни» над жизнью белково-углеродной. Очевидно, что такая постановка вопроса (о преодолении существующей ныне биологической формы жизни) если и не совсем бессмысленна, то, мягко говоря, преждевременна.

Отдельно стоит остановиться на таком вопросе, как наследование Вернадскому современного течения гайанистов, поклонников Геи (Земли) как особой самоорганизующейся системы. Безусловно, учение о биосфере повлияло на гайанизм. Однако в том, что касается трансгуманистических измышлений, — необходимо отметить в первую очередь то, какая роль отводится человеческой популяции в рамках этих теорий.

В отличие от Вернадского, полагавшего, что человечество в процессе своего развития должно стать решающей преобразующей силой («геологической силой»), способствующей эволюции биосферы к стадии ноосферы, основатель гайанизма Джеймс Лавлок считал Гею безусловной самоценностью, которая не может быть подчинена человеку. Управление Геей — немыслимая и неблагодарная задача, т.к. это практически бесконечно сложная система, накопившая мудрость циклического многоуровневого эволюционного процесса, длившегося более трёх с половиной миллиардов лет. Любые виды-«выскочки», нарушающие гармонию и неблагоприятным образом влияющие на окружающую среду, будут в конце концов уничтожены так же, как и более слабые, эволюционно неприспособленные виды. Таким образом, в интерпретации Лавлока, Гея является строгим единоличным управителем мира, тогда как современное человечество оказывается не чем иным, как «болезнью биосферы»[79]. (Это тот пункт, где Лавлок фактически смыкается, конечно же, не с русским космизмом, а с самым радикальным гностическим и мизантропическим трансгуманизмом.)

Эти идеи нашли глубокий отклик в среде экстремистского экологизма. Именно в этих кругах стал весьма популярным тезис о том, что человечество представляет собой «вирус», смертельно опасный для окружающей среды. Постепенно экстремистское течение возобладало в западном экологическом движении. Так, баллотировавшийся на пост президента 45-й вице-президент США А. Гор в своей книге «Земля в состоянии равновесия» (1992) выдвинул проект восстановления дикой природы, согласно которому каждое животное и растение должно иметь свои права, а люди признаются паразитами, не имеющими оснований претендовать на адекватные равные с ними права, поскольку человек вообще рассматривается даже не как временный гость, но как аномальное существо, ничего не дающее природе, а лишь использующее её дары для удовлетворения собственных эгоистичных потребностей.

Другие лидеры радикального экологизма заходят в своей мизантропии ещё дальше: “Право иметь детей должно быть ходовым товаром, покупаемым и продаваемым людьми под жёстким контролем со стороны государства” (К. Боулдинг, основатель “Космического корабля Земля”). “Наше Зелёное движение стремится создать такую общественную модель, в которой вырубка леса будет считаться более предосудительным преступлением, чем продажа шестилетних детей в азиатские бордели” (К. Амери, Партия зелёных ФРГ). “Создаётся ощущение, что вместо того, чтобы стрелять в птиц, я должен отстреливать детей, которые стреляют в птиц” (П. Уатсон, основатель «Гринпис» и “Морского Пастуха”). “Уничтожение человеческой расы решит все проблемы на земле: социальные и природные” (Д. Форман, основатель движения “Земля прежде всего!”)[80].

Наряду с критикой современной индустриальной цивилизации концепция Геи с самого момента своего рождения впитывала и продолжает впитывать в себя многие достижения геофизики, биологии, биогеохимии, теории систем. «В ближайшем будущем, — пишет отечественный автор, — по-видимому, у неё обнаружатся общие корни с теорией искусственного распределённого биологического интеллекта (Artificial Life), синергетикой, биосемиотикой, биогерменевтикой, современной физикой. С самого начала разработки гипотезы широко используется компьютерное моделирование для создания искусственных гипотетических планетарных систем, демонстрирующих “эффект Геи”»[81]. Некоторые практические выводы и рекомендации Лавлока, вытекающие из концепции Геи, имеют довольно значительные переклички с двумя популярными на Западе направлениями современного трансгуманизма — уже рассматривавшемся нами аболиционизмом, а также техногайянизмом (от techno — технология и gaian — Гея). Техногайанизм представляет собой концепцию, согласно которой прорывное развитие технологий в будущем поможет восстановить и сохранять в дальнейшем баланс технократической цивилизации и природной экологически чистой среды. Наиболее радикально настроенные техногайянисты предлагают терраформировать планеты, спутники и другие небесные тела, целенаправленно изменяя атмосферу, температуру поверхности, экологические условия и другие их характеристики для воссоздания биосферы, пригодной для разнообразной жизни[82].

Техногайанист, известный палеонтолог Питер Уорд противопоставил «гипотезе Геи» так называемую «гипотезу Медеи». (Напомним, что по одной из версий греческого мифа, повествующего о жизни Медеи и приключениях Ясона, Медея убила двух своих сыновей от Ясона. Именно образ Медеи, убивающей своих детей, Уорд считает наиболее подходящим для нашей планеты.) Согласно этой гипотезе, микробы якобы запускают процессы массовых вымираний, чтобы вернуть Землю к состоянию, в котором она была на протяжении большей части своей истории, когда безраздельно доминировали одноклеточные организмы или жизнь отсутствовала вовсе.

По мнению Уорда, единственным биологическим видом, способным фактически спасти биосферу от гибели, является человек как существо разумное и накопившее достаточно технологических возможностей глобального влияния на планету. Такая позиция в отношении миссии человека в чём-то ближе к русскому космизму и ноосфере Вернадского, чем большинство апологетов «Матери-Геи» — при этом она во многом выходит уже за пределы трансгуманизма.

Ещё один столп русского космизма К.Э. Циолковский как философ и научный утопист оставил немало поводов для того, чтобы увидеть в нём одного из предтеч трансгуманизма. Встретившись с Фёдоровым в юности и испытав огромное его влияние, Циолковский постепенно развил собственную, своеобразную мировоззренческую концепцию и собственную версию космизма. В отличие от Фёдорова, Циолковский признавал широкое распространение жизни в космосе, в различных формах и ступенях развития, вплоть до самых совершенных (в этом он наследовал одному из ранних русских космистов Сухово-Кобылину). Человек в системе Циолковского — один из немногих далеко отставших меньших братьев высокоорганизованных сознательных существ, которые преобладают в космосе и к которым в отдалённом будущем должно присоединиться человечество[83].

Некоторые исследователи пытаются записать Циолковского в разряд совершенных атеистов, цитируя слова, написанные им в «Монизме Вселенной» (1925): «Я — чистейший материалист. Ничего не признаю, кроме материи. В физике, химии и биологии я вижу одну механику. Весь космос только бесконечный и сложный механизм»[84]. Однако в том же произведении Циолковский пишет и другое: «Я не только материалист, но и панпсихист, признающий чувствительность всей Вселенной. Это свойство я считаю неотделимым от материи»[85]. Представление о всеобщей одушевлённости природных структур основывается в «космической философии» на тезисе о существовании бесконечно малых «атомов-духов», составляющих материю и обладающих памятью и способностью к ощущению.

Одновременно с тем Земля является средоточием неизбежно сопутствующих естественному отбору страданий живых существ. При этом целенаправленное уменьшение «суммы» вселенских страданий, зла и несправедливости является основным этическим принципом космоса. Отсюда главной задачей высшего разума становится искусственный отбор: поддержка перспективных тенденций эволюции при одновременном пресечении тупиковых её ветвей, необходимая для устранения всякого страдания в любых его формах. Позиция Циолковского в таких вопросах, как евгеника, как вытеснение сильными и более высокоразвитыми родами и видами живых существ менее развитых, — делает его полнейшим антиподом современного западного экологизма (энвайронментализма). То же касается и мальтузианских идей о необходимости ограничивать размножение людей из-за ограниченности ресурсов планеты — Циолковский был сторонником максимально плотного заселения земли человечеством, видя в этом залог бурного научно-технического развития.

Вопрос об атеизме Циолковского решительно опровергается центральной религиозно-мистической компонентой «космической философии», постулирующей существование разумной силы, первичной по отношению к космической материи и изначально благосклонной к ней. В брошюре «Образование Земли и Солнечных систем» (1915) Циолковский прямо называет эту высшую Причину Богом[86]. Более подробно своё богопонимание Циолковский излагает в брошюре «Причина космоса» (1925): «Причина создала Вселенную, чтобы доставить атомам ничем не омрачённое счастье. Она поэтому добра. Значит, мы не можем ждать от неё ничего худого. Её доброта, счастье, мудрость и могущество бесконечны по отношению к тем же свойствам космоса»[87].

Как можно убедиться, и Фёдоров, и Циолковский излагают в высшей степени важную мысль о соработничестве человека и высших разумных сил в историческом деле преображения мира. Однако, как уже было сказано выше, каждый из них опирается при этом на собственную оригинальную философско-мировоззренческую концепцию[88].

Циолковский, равно как и Фёдоров, а впоследствии Вернадский одинаково видят грядущую перспективу человечества: овладение энергией Солнца и умением поддерживать и воссоздавать свой организм, как растения, — из самых элементарных природных, неорганических веществ («автотрофность»). После эр становления и расцвета, продолжающихся сотни миллиардов лет, по Циолковскому, наступит «терминальная эра», на которую он отводит десятки миллиардов лет: «Во время этой эры человечество полностью ответит на вопрос: зачем? — и превратится из корпускулярного состояния в лучевое. <…> Космос превратится в великое божественное совершенство»[89].

На заре развития космонавтики наряду с освоением в земных интересах ближнего космоса большое внимание уделялось и перспективам выхода человечества в дальний космос, о чём мечтал Циолковский (Б.Н. Кантемировым были проанализированы в этом аспекте проекты М.К. Тихонравова, а также совместный С.П. Королёва и М.К. Тихонравова[90]). Но со временем произошла переориентация космонавтики преимущественно на проблемы, связанные с земными потребностями техногенной цивилизации. Исследователи отмечают, что предложения Циолковского в этом направлении прямо противоположны основополагающим принципам современной западной концепции «устойчивого развития»[91]. Ровно то же самое справедливо и в отношении современного трансгуманизма, этого единокровного детища устойчивого развития.

Разумеется, отечественные трансгуманисты время от времени предпринимают попытки притянуть под свои знамёна некоторые положения «космической философии» Циолковского, вырванные из общего контекста. Так, Удалова-Прайд в докладе «Проблема изменения биологического облика человека в работах К.Э. Циолковского», подготовленном для XLIII Циолковских чтений, пишет, что парадайз-инжиниринг («конструируемый рай») в трансгуманизме практически идентичен ключевой для Циолковского идее избавления космоса и живой материи от страданий[92].

И вновь мы видим здесь подмену: «повсеместное повышения уровня организации живого» у Циолковского, которое, по его мнению, должно вести к творческому счастью, максимальному наполнению природы высокоорганизованной жизнью, превращается у трансгуманистов в узенькую технологическую задачку: путём фармакологического и психотерапевтического воздействия, анестезии и других средств настроить эмоциональный аппарат и психику человека так, чтобы он перестал переживать страдания и боль. Как будто обезболенный человек, с искусственно выровненным психическим рисунком и купированными депрессиями, в силу этого может считаться счастливым. Здесь трансгуманисты стоят не рядом с классиками русского космизма, а гораздо ближе к программе «MKULTRA», рассуждениям о счастье доктора Хасса из фильма «Мёртвый сезон» или идиотическому состоянию принимающей наркотик-сому массовой публики в антиутопии молодого Олдоса Хаксли.

(продолжение следует)

Источник:  https://izborsk-club.ru/20212

Один комментарий
  1. Иван 18.08.2022 Ответить

Оставить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *


*